Курган всенародной памяти: к 75-летию освобождения Беларуси от немецко-фашистских захватчиков

В 2019 году мы будем отмечать 75-летие освобождения Беларуси от немецко-фашистских захватчиков. Славная дата – законный повод и долг чести бросить персональную горсть к подножию Кургана всенародной памяти. В помощь вам, уважаемые читатели, будут семейные предания и опыт доверительного общения с поколением победителей. Редакция «НС» ждет ваших писем.

Фото: Освобождение Минска

Источник: e-libra.ru

И, подавая пример коленопреклонения перед бессмертным подвигом героев и мучеников Великой Отечественной войны, первой начинает разговор о «роковых-сороковых»…

Набат Хатыни
Я родился на седьмом году после войны. За тысячи верст от мест, где зарастающие рвы будут напоминать о лихолетье еще долгие десятилетия. Но война-таки добралась и до предгорий Тянь-Шаня. Правда, понял я это уже будучи взрослым. А тогда, по малолетству, лишь теребил мать за подол, приставая с вопросами:
– А почему у соседского Витьки два дедушки, а у меня один?
– А почему у дяди Васи глаз стеклянный?
– А почему однорукий дядя Леша, когда водку пьет, плачет и скверно ругается?
Мать не входила в подробности и на все мои «почему» отвечала односложно: «Война».

Со временем в моей мирной жизни войны становилось все больше. О ней говорили отец и дядья за праздничным столом. Учителя-фронтовики в школе. Понюхавшие пороху родители уличных приятелей. Многим из них не было сорока. Но, вспоминая окопную молодость, они подводили итог жизни. Потому что главное в ней осталось позади, и это главное называлось «война».

Году, наверное, в 57-м в поселке появился первый телевизор. Его купил отец моего закадычного дружка Вальки Андреева. Районный начальник, он мог себе позволить такие расходы. А мать Вальки прощала нам, одногодкам сына, черные пятки и шумную кутерьму в своем ухоженном доме. На первом сеансе собралось с полдюжины до синевы загорелых пацанов. Богатый ковер из-под ног был убран. Мы расселись по-азиатски на прохладных половицах и замерли в ожидании. Телевизор стоял на венской этажерке в углу горницы. Размером он был с посылочный ящик, только с обрезными углами. Сначала по глазам ударила свинцовая рябь экрана. Потом Валькин отец, сверяясь с инструкцией, настроил изображение. И начался фильм. Это был «Бессмертный гарнизон» Захара Аграненко и Эдуарда Тиссэ. Картина потрясла.

Фото: Брестская крепость

Источник: pastvu.com

Защитники Брестской крепости казались сказочными богатырями. Нам, глупышам, было невдомек, что таких же героев полон поселок. Это дядя Вася с хирургическим прищуром. Дядя Леша, не простивший немцам оторванной руки. Десятки других, негромко живущих или упокоившихся на кладбище солдат, куда тихим ходом отправляли их непоправимые увечья и жестокие раны. Нам, как и всему народу, нужно было возмужать умом, чтобы понять главную правду о войне. Черноземной силой, на которой взошла слава советского оружия, были эти окопники…

Дальнейшая моя жизнь сложилась так, что после журфака Московского университета я – русский азиат – приехал по распределению в Новополоцк. Заведовал радиовещанием НПЗ. Работал собкором областных изданий. Был приглашен в городскую газету. И на всех перегонах, полустанках и вокзалах репортерской судьбы мне приходилось общаться с множеством людей, которых так или иначе задело черное крыло войны. С фронтовиками. Партизанами. Тружениками тыла. Блокадниками. Узниками фашистских концлагерей.

Разовый сеанс «Бессмертного гарнизона» по воле неба превращался в эпический сериал, который уходил в бесконечность. Нужно было в силу публичной профессии брать на себя обязанности общественного обвинителя захватчиков, которые в 41-м пришли на эту землю грабить, насиловать, убивать. Собеседники делились исповедальным, обнажали незажившие раны души, а я перекладывал изустные дневники на литературный язык и публиковал их в местной периодике.

Здесь же у меня на глазах вечный набат Хатыни сбил остатки фальшивого лака с нацистских теорий о господстве по праву мифического превосходства. Уличил войну в ее неистощимой подлости. Понятно, передовая. Она беспощадна. Там или ты, или тебя. Это только говорится: шли дорогами войны. На самом деле плыли по рекам страданий и крови.

Фото: Мемориальный комплекс «Хатынь»

Источник: its-brest.com

Наконец, одолели. Солдат, выживший всем смертям назло, пьяный от ощущения невозможного счастья, прилипал к окну теплушки: вот она, родная сторонка! Все, что происходило потом, часто напоминало опознание убитых надежд. Вместо деревни – пустошь. Вместо дома – пепелище. Вместо «здравствуй, сынок» или «заждалась я, любимый» страшный рассказ односельчан, чудом ушедших от огнеметов карателей.

Великое порождает сомасштабное себе. Композиторов и поэтов не ставили под ружье приказом Верховного главнокомандующего. На амбразуры духовного сопротивления их бросали совесть и талант. Песни, написанные в годы войны, разили врага не хуже штатного оружия. Они же сушили скупые солдатские слезы на погостах отвоеванной, но обезлюдевшей и разоренной земли. Будь моя воля, я бы водрузил на высоком берегу Западной Двины памятник балладе Михаила Исаковского и Матвея Блантера «Враги сожгли родную хату». Постамент готов. Трагическая история оккупации выполнила скорбную работу архитектора. Дело за скульптором…

(Продолжение следует)

Владимир ФАКЕЕВ