Воспоминания бывшей малолетней узницы концентрационного лагеря «Саласпилс» Зои Астапкович

Бывшая малолетняя узница концентрационного лагеря «Саласпилс» Зоя Астапкович в свои 87 лет хорошо помнит страх и боль, которые испытала в фашистских застенках. Своими воспоминаниями, которые сегодня звучат как свидетельства геноцида белорусского народа, она поделилась с корреспондентом «НС».

Когда в село Сарья пришли немцы, все жители ушли в лес. Через какое-то время линия фронта отодвинулась на восток и люди вернулись в село, но их дома были сожжены. Остался только деревянный двухэтажный санаторий, который располагался у кромки леса. Вот в нем и поселилось несколько семей, в том числе и семья Зои Антоновны. Их жизнь на оккупированной территории продлилась до февраля 1943 года. Однажды мать Зои, посмотрев в окно, увидела бегущих по полю людей. Она быстро собрала детей и сказала соседям срочно уходить. В лесу лежал глубокий снег. На своих руках она несла четырехмесячную Миру, а Зою вела за руку старшая сестра Броня. Утром их нашли немцы и привели обратно в Сарью. Постепенно с окрестных деревень каратели собрали всех жителей.

– Помню, что стали подъезжать подводы. Меня с мамой и сестрой посадили на телегу. Из Сарьи нас вывозили латыши. В одном месте извозчик остановился и стал перепрягать лошадь. Мама забеспокоилась и попросила его не отставать от соседей. А провожатый ответил: «На тот свет успеешь». Он знал, что через сто метров подводы повернут на Росицу, где всех людей сожгут. А телега с маленькой Зоей направилась в сторону Бигосово, где находился железнодорожный вокзал. Вагон, в который нас погрузили, был еще полупустой, поэтому мама нас посадила в уголке. Постепенно он заполнился людьми до отказа. В невероятной тесноте мы доехали до лагеря «Саласпилс». Через какое-то время всех матерей забрали в другой лагерь. Я помню, как уцепилась за мамин подол и кричала.

Однажды, проснувшись утром, я обнаружила, что нет старшей сестры. Мне сказали, что некоторых заключенных забрали ночью, чтобы было меньше крика. В нашем бараке остались только дети от четырех до девяти лет. Каждое утро фашистские надзиратели открывали двери и окна, а пол посыпали опилками. Нас выстраивали вдоль нар, и мы стояли, пока выносили умерших. Затем садили за столы и давали какой-то чай и маленький кусочек хлеба. В обед приносили баланду, в которой можно было найти лист капусты, бурак или брюкву. А иногда приносили, как мы ее называли, кашу-плевачку. Это овес, смолотый с отрубями. От него возникал рвотный рефлекс. И попробуй выплюнь. Так получишь от надзирателя по губам, что больше не захочешь. А еще помню, как меня заводили в какую-то светлую комнату, где брали кровь, пока я не теряла сознание. Когда приходила в себя, то рядом стоял стакан молока и маленькая булочка.

Однажды нас погнали в баню. После, посадили в автобус и привезли на поляну. Вокруг стояли какие-то люди. Нас стали разбирать. Помню ко мне подошла женщина и завязала на шею красный платочек. Я у хозяев отжила год и восемь месяцев. Пасла коров и коз.

Когда стала подходить Красная армия, приехал немец со списком и хозяйка повезла меня в Ригу, где работала моя мама. Когда мы встретились я понимала, что она говорит, а ответить не могла. За время проведенное в лагере почти забыла русский язык. Ближе к концу войны хозяева уехали в Германию, а меня в свой барак забрала мама. Уже в конце войны немцы погрузили нас в вагоны, но не довезли сорок километров до Берлина. Пересадили в другой поезд и отправили в Карпаты. Там нас освободили. Домой добирались пешком и на перекладных. Когда пришли в Сарью, то от нее остались только кирпичные панские постройки. Все деревянные дома были сожжены. Вот так для нас закончился ужас фашистских концентрационных лагерей, – рассказала Зоя Антоновна.

Виктор Бортников

фото автора